Быть может, предыдущая глава оставила у читателя впечатление, что исследования в области рака зашли в тупик, что движения вперед нет и будущее окутано мраком. Такое впечатление неверно и не подтверждается фактами.
Исследования могли зайти в тупик, но исследователь всегда имеет возможность маневрировать — подобно фехтовальщику, он может отступить и атаковать противника с другой стороны. Продвижение вперед могло застопориться, но оно отнюдь не прекратилось. С ротационных машин и мимеографов льются потоки сообщений о новых открытиях. Будущее может скрываться во мраке, но вновь и вновь появляются проблески надежды.
— Рак — не неизлечимая болезнь,— в беседе со мной недавно сказал лондонский профессор Питер Александер.— Его теснят с каждым днем. Уже излечивают многие разновидности рака — до 40 процентов, если считать рак кожи. Но объект поддается изучению с невероятным трудом. Приходится помучиться, чтобы сделать хоть что-нибудь стоящее.
Онколог не просто занимается делом невероятной трудности. Над ним еще постоянно тяготеет сознание, что для очень многих людей, включая его самого и его семью, то, с чем он сталкивается повседневно,— жуткая действительность. Он работает под неизбывным физическим и моральным гнетом.
В канун нового, 1968 года парижская газета «Фигаро» опубликовала результаты анкеты, проведенной специалистами-международниками среди населения Франции, Западной Германии, Италии, Великобритании и США. Был задан вопрос: какое открытие явилось бы величайшим благом для человечества в промежуток времени, оставшийся до 2000 года? В каждой из перечисленных стран подавляющее большинство опрошенных (от 79 процентов в США до 91 процента во Франции) ответило: разрешение проблемы рака.
Нет ни малейшего сомнения, что, где бы в мире ни проводился подобный опрос, победу над раком назвали бы в первую очередь (мы не говорим о тех зонах, в которых рак по ряду причин встречается относительно редко). С этой мыслью живет любой руководитель противоракового научно-исследовательского учреждения, любой специалист-онколог, и подчас бремя личной ответственности становится крайне тяжким.
Рак — это не одна болезнь. Термин «рак» употребляется в качестве родового имени для многих болезней (ста, двухсот или большего числа — в зависимости от критериев классификации), в некоторых отношениях сильно отличающихся друг от друга, хотя и имеющих общие черты. Над всей проблемой в целом тяготеет отсутствие четкой определенности. Это подтверждает одна из недавних публикаций Национального института рака, в которой говорится:
«В 1806 году комиссия, состоявшая, из выдающихся врачей, поставила ряд важных вопросов, касающихся таких кардинальных проблем, как определение рака, выяснение условий его возникновения (если он связан с какими-то условиями) и установление того, является ли рак заразной болезнью или передается по наследству. Тот факт, что на многие из них нет ответа и сейчас, полтора столетия спустя, служит одним из свидетельств многообразия и сложности проблемы рака» (Progress Against Cancer, 1967).
Само выражение «проблема рака» не передает существа дела. Мы окажемся ближе к истине, если, придерживаясь образного выражения Фрэнсиса Роэ, будем рассматривать рак как целую «галактику проблем».
Большинство ученых (но отнюдь не все) склонны полагать, что рак в своей сущности — это заболевание клеток как таковых. Например, рак почки не есть заболевание почки в целом, а явление, обусловленное превращением здоровых почечных клеток в злокачественные, которые начинают бурно размножаться. Если удалить или истребить все раковые клетки, то почка, можно надеяться, будет и впредь функционировать как здоровая — разумеется, в зависимости от того, сколько здоровой ткани осталось по окончании лечения. Для ясности картины вкратце познакомимся с тем, что такое нормальная и что такое злокачественная клетка.