По всем данным, афлатоксин был совершенно новым открытием. Токсин, вырабатываемый плесневым грибком Aspergillus flavus, никогда прежде не получали в чистом виде, ему наверняка никогда не давали названия и, вероятнее всего, о его существовании никогда и не догадывались. Вот уже около двух миллиардов лет A. flavus вырабатывает это токсичное вещество, а оно только теперь привлекло к себе внимание человечества. Поразительно, что в один и тот же год на земле было по меньшей мере три очага отравления афлатоксином — первый в Англии, второй в Восточной Африке и третий в США.
Американскими историографами выступают д-р Г. Крейбилл и д-р М. Шимкин. По заданию Национального института рака в Бетесде они подготовили объемистый доклад, озаглавленный «Канцерогенез в связи с кормами, зараженными метаболитами плесневого грибка». Подобно тому как повесть об индюшачьей болезни «икс» проникнута ароматом Англии, американская повесть отмечена духом Америки. Начинается она сценой, словно вышедшей из ковбойского фильма: конфискация на границе Калифорнии крупной партии больной форели, выращенной в садках штата Айдахо.
Было обнаружено, что многие из этих рыб больны гепатомой — раком печени. Речь идет о породе, известной под названием канадской форели и весьма ценимой как рыболовами, так и гурманами. Не все, однако, отдают себе отчет в том, как мало форели осталось в водоемах Соединенных Штатов Америки. Об этом выразительно говорит в своей «Биографии рыб» писатель Брайан Кэртис:
«Теперь, отправляясь удить форель в Вермонте или в Калифорнии, вы уже не знаете заранее, что вам попадется. Иной раз вы поймаете восточную ручьевую форель, канадскую форель и европейскую коричневую форель в трех разных водоемах, а порой встретите все три вида в одном месте... К концу каждого сезона популярные водоемы опустошаются. Ко времени нереста еле-еле остается достаточно рыб, чтобы дать жизнь следующему поколению. Не будь садков, которые находятся на содержании отдельных штатов и федерации, форелей было бы совсем мало и поймать рыбу было бы почти невозможно».
Крейбилл и Шимкин говорят о том же, но с многозначительным дополнением: «По сути, все поголовье форели в США берется из крупных садков, принадлежащих федерации, штатам или частным предпринимателям... Эпидемиологическое обследование садков, принадлежащих штатам и федерации (предпринятое после конфискации в Калифорнии), выявило, что болезнь распространена в большинстве районов страны, где разводят форель. По преимуществу болезнь наблюдается у сильных, хорошо развитых взрослых особей: больше всего поражены гепатомой рыбы в возрасте свыше трех лет. В некоторых садках гепатома охватила 50—75 процентов поголовья».
Довольно давно известно, что канадская форель более предрасположена к раку печени в отличие от родственных ей ручьевой и коричневой форели, хотя они живут в схожей внешней среде. Трудно сказать, чем это вызвано— то ли тем, что они в меньшем числе становятся жертвами, то ли тем, что обладают большей сопротивляемостью. Ученые выдвигали разные соображения. Одни предполагали, что у ручьевых и коричневых форелей гепатомы тоже развиваются с такой же быстротой, как у канадской, но в более позднем возрасте. Другие считают, что канадская форель в садках накапливает в печени много жира, не используемого организмом, и это может повести в конце концов к раковым изменениям. Предполагали также, что болезнь вызывается вирусной инфекцией, однако здоровые рыбы, содержащиеся в одних садках с больными, не обнаруживают ни малейших признаков гепатомы, да и гепатома в свою очередь не показывает ни малейших признаков присутствия какого-либо вируса.
После калифорнийского инцидента ввиду большого значения канадской форели были начаты интенсивные исследования, и вскоре выяснилось, что необычайно высокая подверженность рыбы к опухолям печени каким-то образом связана с кормовым рационом. В прежние годы канадской форели, разводимой в садках, давали так называемый сырой корм — отходы скотобоен и рыбозаводов, такие, как печень, селезенка, легкие, потроха крупного рогатого скота, свиней, овец, лошадей или потроха карпов, палтуса, тунца, мерлузы и прочей рыбы. Но в связи с повышением спроса на эти побочные продукты, содержащие ценные белки, в качестве дополнения к кормам для скота и домашних животных, в садках стали использовать более дешевый сухой корм в виде катышков, куда входят: высушенная при помощи пара или на огне рыбная мука, размолотое хлопковое семя, мука из потрохов, пшеничные отруби и порошковое молоко.
«В первые месяцы роста рыба перед выпуском в реки получает искусственный корм,— писали Крей-билл и Шимкин.— В настоящее время практически вся форель в США питается не только естественным, или так называемым диким кормом... При кормлении продуктами, не прошедшими обработку (сырой рацион), гепатомы не наблюдались... Заметный рост заболеваемости гепатомой совпадает с переходом к использованию в садках сухих кормов вместо сырого рациона».
По сравнению с эпизоотией индюшачьей болезни «икс» имелась существенная разница: при производстве сухого корма для рыб не использовали муку земляного ореха. Агент-возбудитель рака печени у канадской форели содержался в чем-то другом. И хотя результаты обследования не публиковались во всех подробностях (быть может, предумышленно) и многое остается неясным, можно со всей определенностью сказать, что зараженным компонентом сухого корма было хлопковое семя, отравленное афлатоксином, этим побочным продуктом метаболизма плесневого грибка.
Теперь список животных, на которых проверено действие афлатоксина, стал уже довольно длинным, причем новой и неожиданной чертой оказалась различная восприимчивость. Среди домашней птицы наибольшую восприимчивость проявили утята. У индюшек реакция несколько хуже, еще хуже она у фазанов, голубей и цыплят. Из четвероногих самыми чувствительными оказались супоросые свиноматки и поросята. Телята тоже довольно восприимчивы, у овец же не появилось никаких признаков отравления даже после кормления зараженной мукой земляного ореха на протяжении 19 месяцев. Крысы отличаются высокой степенью восприимчивости, мыши — значительно меньшей. Канадская форель проявила исключительную чувствительность, тогда как сом по неизвестным причинам оказался устойчивым. Вызывало тревожное недоумение то обстоятельство, что корова — превосходный «фильтр» — пропускала афлатоксин в молоко; впрочем, это имело место только в лабораторных условиях, и в продажном молоке ни в Англии, ни в США афлатоксин обнаружен не был.
Нельзя ограничивать перечень такого рода пределами сельскохозяйственной фермы. Мы неизбежно подходим к финалу, к самому волнующему вопросу: как реагирует организм человека, если в него тем или иным путем, в больших дозах или в малых, попадает афлатоксин? Каков уровень восприимчивости и какова реакция человеческого организма? И не являются ли дети более восприимчивыми, чем взрослые?
Ответа мы не знаем, так как до сих пор в нашем распоряжении нет надежных данных. Мы не можем дать афлатоксин человеку и наблюдать за реакцией — подобные эксперименты запрещены. Поэтому здесь мы, по выражению одного ученого, находимся лишь «в зоне изощренных догадок». Все, что говорится об афлатоксине и человеке на последующих страницах, носит чисто умозрительный характер, а когда мы строим умозаключения относительно рака, требуется величайшая осторожность.
Имеются многочисленные разновидности Aspergillus. Некоторые из них различают по цвету. Есть, например, A. niger, или черный; A. ruber, или красный; A. glaucus, или голубовато-зеленый; A. corneus, или телесного цвета; есть A. versicolor, то есть многоцветный, меняющий окраску. Некоторые виды безвредны для людей и животных. Но, например, A. fumigatus вызывает у людей легочное заболевание, подчас весьма серьезное.
Грибок вида A. flavus имеет желтую окраску. При соответствующих условиях — достаточно всего-навсего относительно высокой влажности и тепла — он растет на горохе, сое, пищевой муке, кислом тесте, на хлопковом семени, земляном орехе, рисе, на высушенных пищевых продуктах, а в лаборатории — на многочисленных искусственных средах. Как отмечает сотрудник Института тропических культур С. Бэмптон, в благоприятных условиях «грибок разрастается и вырабатывает токсин с исключительной быстротой: в земляных орехах, которые во время уборки не были заражены, токсин может быть обнаружен через 48 часов».
У читателя может сложиться впечатление, будто природа — чудовище подстать Лукреции Борджиа, приготовляющее свое смертоносное зелье и спрятавшееся в тени в ожидании жертв, в данном случае птиц и полевых зверюшек. Такое впечатление, разумеется, преувеличенно и ложно. Афлатоксин не оружие нападения и даже не оружие защиты, подобное яду кобры. В известном смысле он — метаболическая случайность, наблюдаемая у некоторых разновидностей A. flavus и не встречаемая больше нигде. Даже в тропических и субтропических зонах, где условия благоприятствуют A. flavus, мы не находим необузданного изобилия этого плесневого грибка и вырабатываемого им токсина. Нам не известны районы, которые были бы опустошены этим крохотным грибком. Он широко распространен, но не стал моровым поветрием. Например, в местностях, где возделывают земляной орех, A. flavus произрастает на стручках, поврежденных при сборе урожая или источенных термитами и другими любителями орешка.
Целые, неповрежденные орехи защищены скорлупой, оболочкой ядра и, как полагают некоторые ученые, фактором (возможно, химическим), отталкивающим грибок. Орехи, на которых поселился A. flavus (независимо от того, образовался токсин или нет), ссыхаются и теряют окраску, и их нетрудно распознать. Они явно «гнилые», а тот, кому приходилось случайно раскусить гнилой орех, знает, как это неприятно. Вы инстинктивно выплевываете его частички, если же проглотите хотя бы мельчайшую из них, то вас долго не оставляет ощущение тошноты. Животные в большинстве обладают высокой чувствительностью и обычно не едят плесневеющий корм; более того, они, по-видимому, способны распознавать присутствие грибка там, где человек не в состоянии этого сделать. Вряд ли в тропиках и субтропиках, где кормов, вообще-то говоря, хватает, животные поглощали бы A. flavus вместе с выделяемым им токсином в количестве, достаточном, чтобы вызвать смерть от общего отравления или от рака печени.
Конечно, если подходить со строгих позиций биологической статистики, мы не располагаем данными, позволяющими судить о степени опасности афлатоксина для диких животных в их естественной среде, но можно с полным основанием предположить, что живые существа, которые находятся за пределами магического круга, очерченного человеком, не подвергаются особой угрозе эпизоотий, подобных индюшачьей болезни «икс».
Ни загадочная болезнь домашней птицы, ни гепатома у канадской форели, ни, вероятно, вспышки других родственных им, хотя и не опознанных, заболеваний (например, эпизоотия среди крупного рогатого скота, свирепствовавшая в 1883 году) не возникли бы без участия человека. Эти эпизоотии вызваны человеком, и в той мере, в какой они связаны со злокачественными новообразованиями, играют в истории медицины особую роль. Теперь для нас очевидно то, чего не мог — поскольку разъяснение пришло позднее — увидеть д-р Блаунт во время посещения Бразилии: проблемы, с которыми столкнулись бразильские фермеры, в частности «в связи с урожаем влажного сезона», возникли, вне всякого сомнения, из-за A. flavus, благоденствующего в условиях повышенной влажности. Зараженные орехи были без разбора перемолоты вместе со здоровыми, при размалывании и перемешивании всякие признаки заражения окончательно исчезли, а когда муку земляного ореха доставили в Англию, она подверглась обычным для того времени химическим анализам, оказалась «в соответствии с гарантийными нормами» — и в результате за три месяца сдохли сто тысяч индюшек.
Очевидно, что-то в этом роде произошло с одним или несколькими ингредиентами сухого корма, предназначенного для канадской форели. Что-то в этом же роде, вне всякого сомнения, происходило бесчисленное количество раз в бесчисленном количестве мест. Хотя A. flavus обнаружен и в почве и порой нападает на живые растения, он представляет собой по преимуществу складскую плесень и предпочитает, судя по всему, плоды собранного урожая. Находящиеся на складах земляные орехи сегодня могут быть не заражены плесенью, но они заплесневеют через короткое время в условиях повышенной влажности. «Стоит случайно подмокнуть мешкам с земляным орехом,— пишет С. Бэмптон,— и на основании опыта мы безошибочно можем сказать, что содержание токсина в орехах окажется высоким». На плантации желтые или потемневшие орехи попросту сгнили бы. На складе же они останутся носителями скольких-то миллиграммов канцерогенного токсина. Возможно, они будут перемолоты вместе со здоровыми орехами; возможно, будут потом скормлены утятам, индюшкам, фазанам, цыплятам, свиньям, телятам, овцам. А может быть, будут съедены и людьми.
Вспыхнувшая одновременно в различных районах мира эпизоотия 1960 года побудила правительства многих стран принять срочные и решительные меры для предотвращения дальнейших вспышек. В Англии, как только стала известна причина индюшачьей болезни «икс», поставщики кормов для животных добровольно приняли правила, согласно которым, в частности, все поступающие партии земляного ореха испытываются на токсичность на утятах, отличающихся, как известно, особой восприимчивостью к афлатоксину. В Соединенных Штатах Америки была разработана программа, цель которой состоит в том, чтобы не допустить продажи в качестве корма поврежденных орехов, «могущих содержать вырабатываемый плесневыми грибками токсин».
В интервью, данном в Вашингтоне в конце 1966 года, заместитель заведующего отделом сельскохозяйственных исследований Министерства сельского хозяйства США следующим образом охарактеризовал деятельность министерства в этой области:
«Наша научно-исследовательская программа имеет несколько аспектов. Один из них — разработка точных и надежных методов обнаружения плесневых грибков и, по возможности, токсинов в сельскохозяйственных продуктах. Эти методы не только должны быть точными и надежными, они должны быть также быстродействующими, чтобы их можно было применять в нормальных рыночных условиях. Кроме того, мы стремимся, если только это возможно, выработать способы устранения токсинов, которые могут оказаться в продуктах в процессе их переработки, хранения и так далее. Еще одна сфера нашей деятельности — выясненение условий, при которых в сельскохозяйственных продуктах размножаются разного рода плесневые грибки: температуры, влажности, условий хранения, условий продажи — словом, всех тех факторов, связанных с уборкой, хранением и продажей всевозможных культур, какие только могут способствовать развитию грибков. Мы предприняли также обследование, стремясь выяснить степень зараженности грибками складского оборудования в различных местностях. Кроме того, мы изучаем действие токсинов на различных животных. Таковы в основном направления исследовательской деятельности министерства, развернутой за последние годы в связи с возникновением проблемы».
В ходе этого интервью, как и во время других интервью, взятых в Вашингтоне, рассматривались еще два аспекта проблемы афлатоксина. Первый из них связан с тем, что, помимо Aspergillus flavus, существует множество других грибков, выделяющих токсины, которые могут возбудить рак у животных, а возможно, и у человека. Второй аспект, еще более тревожный,— возможность заражения A. flavus и другими плесневыми грибками, вырабатывающими токсины, крупнейших зернохранилищ на Среднем Западе США.
В своем докладе, подготовленном для Национального института рака, Крейбилл и Шимкин высказываются относительно первого аспекта следующим образом: «Количество видов плесневых грибков в природе оценивают по-разному — от 40 000 до 250 000 видов. Поскольку многие грибки, по всей вероятности, безопасны, а один из них вырабатывает сильнодействующий афлатоксин, имеются основания задуматься над тем, не способствуют ли возникновению рака и другие микотоксины, создавая угрозу здоровью и жизни животных и человека».
Итак, за последние несколько лет перед учеными открылось новое, почти беспредельное поле деятельности: исследование роли побочных продуктов метаболизма малоизвестных, почти невидимых организмов примерно четверти миллиона различных видов. Афлатоксин лишь наиболее известный (но не обязательно самый распространенный или самый сильный) из совершенно нового спектра природных токсинов. Как можно судить на основании доклада Национального института рака, опубликованного в 1966 году, работы в области микотоксинов в планах научных исследований занимают первое место. Приведем выдержку из доклада:
«Установление того факта, что афлатоксин является агентом, возбуждающим рак у форели, выдвинуло на передний план вопрос о возможной роли природных продуктов как возбудителей рака у человека. Помимо Aspergillus flavus, другие плесневые грибки, включая представителей рода пенициллинов, также выделяют токсины, потенциально могущие оказаться «участниками» канцерогенеза. Penicillium rubrum вызывает у животных острые заболевания печени, схожие с причиняемыми Aspergillus flavus. В Университете Темпля в Филадельфии ученые исследуют дерматофиты (грибки, заражающие кожу) и альтернарии (род грибка, поражающий фрукты и вызывающий у многих растений пятна и черные наросты на листьях), широко распространенные в природе и, как известно, растущие на табаке... Калифорнийские ученые изучают токсины, выделяемые грибками, которые японцы и представители других азиатских народов добавляют в пищу как у себя на родине, так и живя в США. Важные мероприятия в ходе этого исследования осуществляются в сотрудничестве с Японским институтом ферментов.
Известно, что в ряде случаев природные продукты, потребляемые в пищу во многих экономически слаборазвитых странах,— такие, как различные растения, орехи и т. д.,— содержат канцерогенные компоненты. В настоящее время их роль в возникновении рака также изучается».
В беседе с директором Национального института рака в Бетесде д-ром Кеннетом Эндикоттом я задал ряд вопросов об афлатоксине и заражении продуктов питания.
Эндикотт: Полагаю, что первоочередная задача, стоящая перед всеми нами,— найти лучшие способы хранения продовольствия в условиях влажного климата, чтобы не заводился грибок. Эта проблема ясна, ставится четко, и мы должны ее разрешить.
Я: Имеется ли у вас программа исследований, охватывающая весь круг проблем?
Эндикотт: Да, мы ведем работы на широком фронте, включая исследования распространенности афлатоксинов в Африке и так далее... В ряде областей мы сотрудничаем с Японским институтом ферментов, изучая продукты афлатоксиноподобных ферментативных процессов. Правда, насколько мне известно, мы не собираем молоко у кормящих матерей в Японии, но в Африке мы это делаем. Так что, как видите, программа довольно широкая.
Я: Некоторые ученые при обсуждении этой проблемы высказывали тревожную мысль, что зернохранилища на Среднем Западе США могут быть заражены афлатоксином. Известно ли вам что-либо об этом?
Эндикотт: Я был бы удивлен, если бы они не были заражены. Ведь буквально все масло из земляного ореха, какое у нас продается, содержит следы афлатоксина.
Я: Это установленный факт?
Эндикотт: О, да! Однако содержание афлатоксина чрезвычайно мизерное и, судя по всему, особой опасности не представляет. Но что в американских пищевых продуктах содержится афлатоксин, в этом нет и тени сомнения. Конечно, в тропиках дело обстоит хуже, так как там грибок лучше растет.
Национальный институт рака не облечен административной властью. Иными словами, он не может запретить или конфисковать тот или иной продукт, который считает канцерогенным. За инспекцию мясопродуктов и птицы во внутренней торговле отвечает в целом Министерство сельского хозяйства США. Но главное бремя ответственности за качество продовольственного снабжения страны лежит на управлении продовольствия и лекарственных средств. В статье «Микотоксины как продовольственная проблема» (1) заместитель заведующего научно-исследовательским отделом управления д-р Бэйнс с большой яс-
----------------------------------------
1 Banes D., Mycotoxins as a Food Problem, Cereal Sci. Today (January 1966).
----------------------------------------
ностью и четкостью изложил отношение своего учреждения к вопросу о микотоксическом заражении:
«С давних пор известно, что микотоксины вредны, и признано, что продукты должны быть безоговорочно от них избавлены. Внутренняя торговля продуктами, пораженными грибком, является противозаконной с 1906 года, когда был принят первый закон о санитарно-гигиенических требованиях к продовольственным и лекарственным товарам. Ныне действующее законодательство запрещает, в частности, торговлю продуктами, «полностью или частично состоящими из вредных, гнилостных или разлагающихся веществ», а также «по иным причинам непригодными в пищу»... Проводимое нами исследование тканевых культур показало, что афлатоксии B1 вызывает генетические мутации; судя по всему, это одно из наиболее высокотоксичных веществ, известных нам... До сих пор в нашем распоряжении нет фармакологических данных, позволяющих определить предел безопасности содержания афлатоксина в организме человека или лабораторных животных (за исключением овец). Афлатоксин — канцероген. В силу этих причин данное вещество не должно содержаться в продуктах питания. Уловимая концентрация афлатоксина неизменно сопряжена с чрезмерным плеснево-грибковым заражением... В подозрительных случаях мы будем производить специфические и вместе с тем общедоступные биологические и химические пробы, чтобы определить, имеет ли место заражение. Если продукт заражен, мы его изымем, как противозаконный, из торговой сети. Где бы ни работали химики, анализирующие зерновые продукты,— в правительственных лабораториях или в других местах,— у них одна благородная задача. Имея в виду прогресс санитарии продовольствия за последние пятьдесят лет, уверен, что мы добьемся успеха».
Мысль о том, что зернохранилища США могут быть заражены Aspergillus flavus, косвенным образом возникла в связи с некоторыми замечаниями д-ра Хиггинсона во время нашей беседы в Токио. Тогда Хиггинсон затронул вопрос о нитрозаминах и афлатоксине и мы, по его словам, подошли к наиболее критическому аспекту проблемы.
— Хочу подчеркнуть еще одно обстоятельство,— сказал он.— Сегодня одна из серьезнейших мировых проблем — это недоедание. Детей в слаборазвитых странах надо кормить, им необходимы дополнительные белки, причем ради этого считают уместным получать продовольствие из самых различных источников. Люди, ответственные за это, пришли в ужас, обнаружив, что во многих случаях продовольствие заражено афлатоксином. Что же теперь делать? Лишить детей дополнительного белкового рациона из-за того, что теоретически существует возможность, что через 20—30 лет у них могут развиться опухоли? Получается заколдованный круг, а у нас сейчас нет сил, чтобы его разорвать.
В то время я был лишен возможности вдаваться в подробности относительно времени и места гипотетического заражения. Находясь в Бетесде, в Национальном институте рака, я задал этот вопрос д-ру Эндикотту.
— В беседе с д-ром Хиггинсоном мне не удалось точно выяснить, где находятся зараженные запасы продовольствия и о каких странах идет речь.
— Не знаю, что именно он имел в виду,— сказал д-р Эндикотт.— Но, говоря о белковой пище, мы прежде всего подразумеваем земляной орех, льняное семя, хлопковое семя, ливер, рыбу и молоко. Таковы обычные источники. Видимо, заражение происходит в тот момент, когда продукты хранятся почти в полевых условиях — например, земляной орех в кучах, (на земле), а перемолотое хлопковое семя — в бункерах. Такие условия благоприятны для плесневого грибка... Что же касается моего мнения, то для меня живой ребенок, который когда-нибудь, возможно, чего доброго, заболеет раком, гораздо лучше мертвого ребенка, который уже никогда ничем не заболеет. Я за то, чтобы продолжать поставки белковых продуктов, хотя, разумеется, надо остерегаться тех из них, которые могут быть сильно заражены.
Ученые со всей ответственностью утверждают: не известно, вызывает ли афлатоксин рак печени или какую-либо иную форму рака у человека. Есть свидетельства того, что рацион, содержащий зараженные афлатоксином продукты, по всей вероятности, вызывает гепатому у цыплят, голубей, крыс, кроликов, кошек, свиней, телят, норок, обезьян и у некоторых других животных. Но относительно человека прямых свидетельств нет.
Имеется, однако, немало косвенных данных, и их приходится принимать в расчет даже самому придирчивому наблюдателю. И хотя косвенные данные лишены авторитета проверенного лабораторного эксперимента, будучи всего лишь плодом умозаключений и обобщений, в данном случае они заслуживают самого пристального внимания.
На Западе люди в общем весьма осторожны со споровыми любого вида, за исключением, пожалуй, съедобных грибов; да и тут грибам, растущим в лесу, многие предпочитают купленные в магазине. В европейце или американце все восстает против плесневого грибка, его цивилизация отвергает плесень. Он привык к свежим продуктам. Ему не по вкусу китайский деликатес — яйцо многолетней давности.
Следует отметить, что за последнюю четверть века заболеваемость раком желудка и раком печени в Соединенных Штатах снизилась. Трудно сказать, чему это следует приписать — улучшению ли питания или отсутствию продуктов, зараженных плесневым грибком. Как бы там ни было, в 1965 году от рака печени в США умерло лишь около 9000 человек — меньше, чем от язвы желудка или двенадцатиперстной кишки, 9000 человек — это меньше трех процентов всех случаев смерти от рака в стране.
Но в разных районах мира дело обстоит по-разному. Ученые (в том числе д-р Хиггинсон) внимательно изучали ситуацию, сложившуюся, например, среди африканской народности банту. Относительно привычной пищи банту собраны хотя и неполные, но тревожные данные, свидетельствующие о том, что, быть может, с этими привычками связана раковая болезнь. Банту — группа негроидных племен, охватывающая около 50 миллионов человек, которые расселены главным образом в Экваториальной и Южной Африке. Она включает в себя племена суахили, зулусов, кикуйю, басуто, матабеле и машона, но сколько-нибудь устойчивой федерации этих племен мешает разноязычие — они все еще говорят на сотне с лишним языков и наречий.
Банту в высшей степени подвержены раку печени. Гепатома диагносцирована у 68 процентов всех больных раком мужчин; по-видимому, это самый высокий в мире уровень заболеваемости раком печени. Для сравнения скажем, что если в Дании из каждых 100 тысяч жителей мужского пола раком печени больны только 0,18, в США (среди белого населения) — 1,7, то среди банту этой формой рака из каждых 100 тысяч мужчин больны 14. Среди американских негров, чьи предки, видимо, происходили из тех же районов Африки, гепатомой больны только 3,2 человека из каждых 100 тысяч, и даже те из них, кто страдает циррозом печени, менее предрасположены к гепатоме, чем африканские банту.
Существенную часть рациона банту в деревнях, на рудниках и даже в тюрьмах составляют зерновые продукты, причем процентов на 40 это пшеница (или маис), умышленно хранимая таким образом, чтобы она вкуса ради покрылась плесенью. В числе других плесневых грибков обычно присутствует и Aspergillus flavus. Более чем вероятно, что в условиях высокой влажности и жары развивается сильное отравление афлатоксином. Рак печени поражает банту рано. Они заболевают им и умирают, не дожив и до 40 лет.
Болезнь и благоприятствующие ей условия распространены не только к югу от Конго. Д-р Коуди из Лондонского госпиталя тропических болезней рассказывал, что в конце сезона дождей ему случалось покупать на базарах в Аддис-Абебе зерно, зараженное A. flavus, Penicillium islandicum и A. ochraceus — плесневыми грибками, занесенными в черный список вырабатывающих канцерогенные токсины.
— В образцах, купленных во время сезона дождей, содержался афлатоксин,— рассказывал д-р Коуди.— Из восьми образцов его не оказалось только в двух, а по меньшей мере один образец (сорго) содержал столько афлатоксина, что проба на утенке — стандартная проба на афлатоксин — была бы, по всей вероятности, положительной.
По словам Коуди, в Северной Африке цирроз печени и гепатома распространены не менее, чем в других частях континента. «В числе других бедствий население развивающихся стран страдает от высокой заболеваемости болезнями печени». Этой беде можно было бы помочь, используя простую технику хранения зерна.
Индия подчас лицом к лицу сталкивается с теми же трудностями, но в неизмеримо больших масштабах, чем африканские страны. Важным источником белков для большинства индийцев служат земляной орех и различные зерновые культуры, преимущественно рис. В большинстве деревень примерно половину потребляемого риса чаще всего держат в теплой воде в течение суток или около того — от этого рис становится вкуснее и питательнее, а также привлекательнее для плесневого грибка. Затем рис обваривают или варят на пару. Эту операцию, которая делает его еще привлекательнее для плесени, производят либо дома, где нет решительно никаких приспособлений для хранения, либо на маленьких общинных фабричках, где такие приспособления крайне примитивны.
Во всей Индии условия для развития грибка — за исключением периодов засухи — близки к идеальным, и в результате там широко распространено отравление афлатоксином. Обнаружен также цирроз печени у детей. С медицинской точки зрения это тяжкая, но интересная проблема. Цирроз в детском возрасте — одни из симптомов квашиоркора, или белковой недостаточности. Если крыс держать на рационе с низким содержанием белков, зараженных афлатоксином, то у них появляется цирроз, такой же, как и у индийских детей. Если держать крыс на рационе с высоким содержанием зараженного афлатоксином белка, то возникнет рак печени. Следовательно, увеличение ежедневной порции зараженных продуктов хотя и может спасти детей, умирающих от голода, но ценой ранней мучительной смерти. Вот о чем говорил д-р Хиггинсон.
В США рис вне подозрений, потому что там его очень быстро высушивают, доводя влажность до уровня, при котором плесень практически исключена. Но в Японии и других странах Востока к рису следует относиться очень настороженно. Желтоватый рис, зараженный одним из наиболее распространенных токсичных грибков, Petiicillium islandicum, вместе с другими тронутыми плесенью пищевыми продуктами, которые считаются здесь деликатесами, по всей видимости, является либо единственной, либо одной из главных причин высокой заболеваемости циррозом печени среди взрослых. В Японии заболеваемость раком печени втрое выше, чем в США.
В конце своего объемистого доклада, который мы уже упоминали, Крейбилл и Шимкин рассказывают о серии опытов, которые демонстрируют, кроме всего прочего, какие ловушки расставлены на пути ученых, занимающихся новыми аспектами канцерогенеза. В 1935 году два японских исследователя сообщили, что неполированный рис, обработанный канцерогенным веществом ААТ, вызвал рак печени у 24 процентов подопытных крыс. Американские исследователи повторили опыт, заменив рис пшеницей. Рак печени не появился ни у одной из крыс. В 1937 году один японский ученый еще раз повторил этот опыт. Он снова воспользовался рисом, но обработал его другим канцерогеном. Подопытные крысы добросовестно заболели раком печени. И опять американские исследователи проделали то же самое, но с пшеницей. Их крысы остались здоровыми.
Эти два ряда экспериментов позволили предположить, что развитию рака печени препятствует относительно высокое содержание в пшенице витамина В. Специалисты по питанию часто ссылаются на этот фактор, когда речь заходит о связи между раковой болезнью и витаминами. Но теперь выдвинуто другое объяснение: рис, которым пользовались японские ученые, мог быть отравлен токсинами плесневых грибков (как это по большей части и бывает с рисом в Японии), и рак печени вызвали именно эти микотоксины.
Как бы там ни было, открытие афлатоксинов и других родственных им веществ может оказаться одним из важнейших ключей к загадке рака, ключей, еще не использованных должным образом наукой. А получилось все очень просто: несколько английских фермеров сообщили о непонятной болезни, от которой в большом числе дохнут индюшки; за этим последовало открытие канцерогенных токсинов, о существовании которых никто и не подозревал. Напасть, приведшая к открытию учеными афлатоксина, может обернуться великим благом для человечества.
ПРИЧИНЫ И СИМПТОМЫ
